ФОКУС
Любовь {Leo} Паршина
1.
– Мадам и мсье! Почтеннейшая публика! Вашему вниманию... – в который раз звучало со сцены.
Вечер магии в петроградском варьете был в самом разгаре. Публика видела, казалось, уже все: исчезающих людей, распиленных девушек, голубей, превратившихся в лилии и гвоздики, превратившиеся в платочки. А также платочки, вылезающие из ртов, ушей и прочего.
И вот, в без четверти одиннадцать на сцене появилась очередная парочка: высокий темноволосый и смуглый мужчина лет тридцати пяти во фраке со старомодным стоячим воротником, и с ним – хрупкая девушка с густыми каштановыми волосами. Даже стоя на высоких каблучках, она едва доставала своему партнеру до плеча. Совсем юная, почти девочка, она держалась неуверенно и, похоже, была слегка напугана. После уверенных в себе, довольно вульгарных девиц, вышагивавших по этой сцене, такая очаровательная малышка вызвала лишь снисходительную улыбку.
– Мистический мсье Грегори и его очаровательная Жозефина! – объявил конферансье и фокусник с ассистенткой, улыбаясь, отвесили публике поклон.
Раздались сдержанные аплодисменты.
Конферансье тут же исчез. Представление началось.
Рабочие выкатили на сцену что-то громоздкое, много выше человеческого роста, скрытое тяжелым бархатным пологом.
– Мадам и мсье... – проговорил мэтр Грегори, выходя на авансцену. Он говорил негромко, но голос его был уверенным, властным, чудесным образом перекрывающий обычный шум зала. Какой-либо акцент в его речи также не был слышен. А может, дело было в хорошей акустике. - Я счастлив вас приветствовать. Я рад, что вы пришли, что я могу предоставить вашему вниманию зрелище поистине необычное. Не желая никого излишне напугать, я, впрочем, вынужден предупредить, что увиденное шокирует вас. Если во время представления кому-то понадобиться покинуть зал, прошу - не стесняйтесь.
читать дальшеОн бросил взгляд на бедняжку Жозефину, которая во время его речи вымученно улыбалась. Уж она-то никуда не могла сбежать от своего мастера.
Резким движением мсье Грегори сорвал бархатный полог с громадины посреди сцены. Громадина оказалась аквариумом, наполненным прозрачной водой.
Далее по всем правилам с аквариума была снята крышка, а мсье Грегори связал руки и ноги своей оцепеневшей ассистентке.
– Кто-нибудь желает проверить узлы? – поинтересовался он у зала.
Подобного желания не изъявил никто. Неужели мистический мсье не заплатил ни одному статисту?
– Вот вы, господин с... Что это вы там едите? Мидии? Прошу, оставьте их на минутку, они уже никуда не уплывут. Идите же сюда, идите.
Господин, пухлый, лысый и румяный, неуверенно и медленно вышел на сцену, даже не вынув заткнутую за воротник салфетку.
– Смелее, смелее! Скажите, кто вы такой?
– Я... Я некоторым образом врач.
– Восхитительно! Вы нам сегодня так пригодитесь! Итак, доктор, прошу – проверьте узлы. Крепко ли они завязаны?
Доктор подошел к Жозефине. Та глазами, всем своим видом молчаливо умоляла его о помощи.
– Узлы, - напомнил мсье Грегори.
– Обычные, добротные узлы, - изрек заключение доктор, ощупав узлы на запястьях девушки и осмотрев те, что на лодыжках.
– Прекрасно, доктор. Возвращайтесь пока к мидиям, но не уходите далеко. Вскоре вы мне вновь понадобитесь. Не беспокойтесь! Все, что будет здесь происходить, произойдет лишь по моей воле.
Доктор боком, все так же неуверенно спустился со сцены, а Грегори обратился к Жозефине:
– Как ты себя чувствуешь, малышка?
– Превосходно, хозяин.
– Ты готова, моя милая?
– Да, хозяин.
– Тогда начнем!
С потолка спустился трос с крюком, к которому Грегори прицепил свою ассистентку за связанные руки.
Те, кто смотрел внимательно, заметили, что малышка Жозефина сделала нерешительную попытку вырваться. Но вот, бедняжка вспорхнула к самому потолку розовой шелковой птичкой и рухнула в аквариум.
Первые секунды она пыталась освободиться от пут, но, разумеется, не сумела, и стала отчаянно биться о толстые стекла аквариума. Зрелище было воистину ужасное!
В зале перестали жевать. Кто-то затаил дыхание, кто-то переговаривался дрожащим шепотом, какая-то дама закричала.
А малышка Жозефина, вздрогнув всем телом в последний раз, затихла. Все.
Мсье Грегори внимательно вгляделся в содержимое аквариума, взглянул на часы и хитро улыбнулся залу.
– Убийца! – раздался женский крик из глубины зала. - Убил!
Мсье Грегори пожал плечами.
– А я и не обещал, что она останется жива.
– Полицию! Кто-нибудь, позовите полицию! – вторил женщине какой-то господин, также скрытый тенью.
– Нет-нет! К чему так спешить? Не надо полиции. Лестницу!
Лестницу вынесли на сцену и приставили к аквариуму. Неспеша, даже лениво, Грегори скинул фрак и жилет, взобрался на стремянку и наклонился, вытаскивая несчастную девушку из воды.
Сникшая и податливая, будто сломанная кукла или приукрашенный препарат в своей спиртовой колбе, она действительно не подавала никаких признаков жизни.
– Господин доктор! – обратился Грегори к пухлому господину. – Прошу снова на сцену.
Пухлый доктор вновь бочком, почти на полусогнутых поднялся на сцену, опустился на колени рядом с неподвижно лежащей Жозефиной, пощупал ее пульс, послушал дыхание и изрек:
– Она мертва! Она ледяная...
– Да, вы правы, – недовольно вымолвил Грегори, отнимая у него руку ассистентки. - В следующий раз налью воду потеплее.
– Полицию! – вновь заорал кто-то из глубины зала.
– Молчать! – приказал Грегори. – Смотрите внимательно, господа. Теперь - истинная магия!
– Святые угодники... – простонал пухлый доктор, на всякий случай задом уползая со сцены.
Грегори встал на колени над телом девушки, закрыл глаза и стал покачиваться, словно змей, завороженный заклинателем. Губы его шевелились, пальцы подрагивали. В момент, когда он резко замер, тело Жозефины вздрогнуло, как от разряда гальванического тока, но осталось лежать пластом.
Грегори провел рукой над нею по воздуху, остановился над кистью, покоящейся на груди, затянутой в корсет и сделал движение, словно тянул вверх нити марионетки. И рука Жозефины поднялась!
То же повторилось и с другой рукой, и с головой девушки. Наконец, она села на сцене , удивленно оглядываясь и смущенно улыбаясь.
– Что случилось?
Зал облегченно выдохнул, рассмеялся и, наконец, взорвался аплодисментами.
А Грегори с сияющей и промокшей до нитки Жозефиной поклонились зрителям и исчезли за кулисами.
2.
Директор варьете выплатил гонорар, как и обещал, тем же вечером: выложил перед мсье Грегори стопку цветных, шуршащих бумажек.
– А мы ведь так не договаривались, – заметил он, прежде чем подвинуть стопку вперед. – Если впредь будем работать с вами, прошу придерживаться заявленной программы. И тем более, не пугать публику такими реалистичными сценами смерти. У нас тут не Гранд Гиньоль, мсье…
– Да, я слышал, что жанр кровавого театра не прижился на русской земле. К счастью, теперь вы в курсе нашей истинной программы. Искренне надеюсь на долгое и прибыльное сотрудничество, – Грегори вежливо улыбнулся и вытянул пачку из-под руки директора.
Директор вежливо улыбнулся в ответ. В мыслях он уже считал выручку за ближайшие дни.
3.
Под вечер зарядил густой весенний ливень. Огни на петроградской стороне, казалось, вспыхнули ярче, яснее, теплее, маняще.
Гриша даже засмотрелся на солнечно-желтые пятна фонарей и окон за размазанным потоками воды оконным стеклом.
Опомнившись, он достал шампанское и наполнил высокий бокал до краев. С наслаждением вдохнул аромат напитка, чувствуя, как пузырьки наполняют ноздри.
И улыбнулся своей спутнице.
Та, что на сцене звалась «малышкой Жозефиной», сейчас в просторном халате из нежнейшего натурального шелка и с распущенными волосами, возлежала на просторной кровати на подушках, словно царица Савская.
Ее лицо, будто выточенное из алебастра, с аккуратными, пухлыми губами и темными бархатом глаз обрело чуть горделивое, но в то же время спокойной выражение. То был покой в абсолюте, будто он и в самом деле венчал алебастровую статую.
– Пей… - тихо промолвила она.
– С радостью! – объявил Гриша (который на сцене звался «мсье Ришар»). – За тебя, милая.
Он махом осушил бокал до дна, налил себе снова.
– И опять за тебя, Олеся!
– Нет! За успех. И за деньги.
– За сумасшедший успех и за огромные деньги!
– Пей еще.
– Легко. За что?
– За что хочешь.
– Тогда, за любовь.
Женщина еле заметно улыбнулась, а Гриша залпом осушил очередной бокал.
– Ну как – ударило в голову?
– Еще как. Ой, как оглоблей…
– В крови заиграло.
– Не то слово!
– Иди быстрее сюда!
Подойдя сквозь марево головокружения к кровати, Гриша упал на перину и прикрыл глаза в ожидании привычного, но все также дразнящего ритуала.
Олеся села на него верхом и стала терпеливо расстегивать его высокий ворот. На крепкой загорелой Гришиной шее обнаружились два куска английского пластыря, а под ними – две старые глубокие ранки. Старые, но почти еженощно вскрываемые вновь.
– Пей быстрей, пока я пьяный, – блаженно улыбнулся Гриша.
Олеся выгнулась, вытянулась, как струна, сидя на нем. Белые острые клыки, видные между ее пухлых губ, на глазах становились длиннее и острее.
В горло мужчины она впилась, как всегда, молниеносно – он едва успел ахнуть – и тут же из ее нутра донеслось утробное рычание, похожее на мурлыканье большой кошки.
– Я сделала тебе больно? – поинтересовалась она, когда Гриша очнулся.
– Самую малость, как всегда. Знаешь, а это ведь мне нравится начинает.
– Ну и славно! А знаешь, солнышко мое, о чем я подумала, пока ты спал?
– О том, что я хорош?
– Да, и об этом, разумеется, тоже. Но еще я подумала, что если мы слегка поужмемся в расходах, то к концу этого года восстановим мою усадьбу.
– Так скоро?
– Да. Но мне, знаешь ли, еще одна мысль пришла в голову.
– И какая же?
– Мне подумалось – вот, восстановят поместье. Крестьяне в окрестных деревнях уже не такие нервные. Представь – лес, вдали болота, а за ними старые, холодные горы. Ночь, тишина. Только мышки на чердаке попискивают.
– Летучие?
– Разумеется.
– Идиллия.
– И я подумала, может быть… второй гроб?
Гриша сел на кровати, удивленно и радостно глядя на Олесю.
– Ты… ты серьезно?
– Абсолютно. Я так устала от веков одиночества.
– Боже. Это так неожиданно!
– Если тебе нужно время, чтобы подумать, то…
– Нет, не нужно никакого времени! Я согласен. Да!
– О! Тогда выпей еще шампанского, милый – я хочу это отпраздновать.
Сентябрь 2008 г.
(восстал из гроба в октябре 2014 г.)
vk.com/public62011287